гарри поттер [три поколения]: джеймс поттер, регулус блэк, гидеон пруэтт (!), беллатрикс лестрейндж (!), нарцисса малфой (!), пандора лавгуд [мать луны лавгуд] - I поколение; луна лавгуд (!) - II поколение; тедди люпин (!), доминик уизли, джеймс поттер-младший (?) - III поколение.
таня гроттер: рита шито-крыто; возможны также авторские дети персонажей.
мефодий буслаев: матвей багров (!), ирка, дафна, евгеша мошкин, ната вихрова, петруччо (ненуачо хд), прасковья (!).
песнь льда и пламени: санса старк (!), арья старк (!), игритт (?), дейнерис таргариен, мелиссандра, элия мартелл (!), джоффри баратеон, оберин мартелл, визерис таргариен.
академия вампиров: сидни сейдж (!), адриан ивашков (!), кристиан озера.
орудия смерти: изабель лайтвуд.
однажды в сказке: руби лукас, мулан, питер пэн.
волчонок: эллисон арджент (!), кора хейл (!), эрика рейс, стайлз стилински (?). если найдется человек, желающий сыграть малиру [малия / кира], сыграю киру.
темное дитя: косима нихаус, хелена, феликс ахах
мерлин bbc: мерлин (!), моргана пендрагон, мордред (?).
отбросы: саймон беллами.
доктор кто: амелия понд (!), донна ноубл (?).
сотня: лекса.
американская история ужасов: тейт лэнгдон, мисти дей.
бегущий в лабиринте: бренда (!), минхо.
комиксы marvel: ванда максимофф (!), пьетро максимофф, эрик леншерр, уильям каплан (!), томас шеппард, кейт бишоп, китти прайд.
комиксы dc: харли квинн (!), затанна затара.
легенда о корре: асами сато.
сейлор мун: харука тено (!), макото кино, рей хино, сецуна мейо, хотару томоэ, темная леди (?).
темный дворецкий: сиэль фантомхайв (!).
токийский гуль: сидзуя джузо (!), ризе камиширо.
алиса: безумие возвращется: алиса лидделл.

Жизнь никогда не была к тебе особо справедлива, милая Ванда. Бросала тебя из стороны в сторону, от одной неприятности к другой, липла к тебе самыми страшными опасностями и порой даже столь тяжелыми утратами, что сил оставалось лишь на одно - отчаянную попытку не заскулить. Ты всегда боролась на самом пределе своих возможностей, стремясь показать и доказать злодейке-судьбе, что ей тебя не сломить. Слишком крепкий орешек. И словно бы в ответ эта мстительная особа подкидывала тебе новые проблемы, сталкивала с очередными неприятностями. Сказать, что ты устала, значит, промолчать, тут уж чье угодно терпение канет в Лету, но ты, пожалуй, слишком упорна, а, может даже, горда, чтобы признать свое поражение и сдаться. Да и брат бы не одобрил. Поэтому ты по-прежнему продолжаешь бороться и отвечать на все происходящее бурлящими волнами своей ярости, способными затопить кого угодно. Даже саму тебя. Чувства прорываются наружу, не будучи сдержанные горячим рассудком, и вокруг лопаются зеркала, вылетают стекла и пролегаю по потолку отчетливые паутинки трещин, а твой брат хватает тебя за руку да заключает в крепкие объятия. Кажется, говорит что-то успокаивающее, но твой мозг, запертый в ловушку безрассудства, отказывается воспринимать его горячий шепот. И тем не менее, ты благодарна Пьетро, пожалуй, даже слишком. За то, что всегда рядом, за то, что никогда не оставляет, за то, что поддерживает, заботится, любит и не бросает. Когда, кажется, любой бы бросил. Только рядом с ним ты чувствуешь себя в безопасности, так словно тебе все не почем, словно бы весь мирские неурядицы готовы отступить, когда речь идет о вас двоих. Вместе вы сильнее и лучше всех, вместе вы — единое целое, способное противостоять даже вселенскому злу. Без него же ты — хоть и сильная, но все равно куда более слабая, хоть и взрослая, но почему-то маленькая. И если и справляешься с проблемами, то с надрывом, ощущая ноющее чувство недостатка и пустоты. Ты нуждаешься в нем, и тебе даже совсем не стыдно в этом признаваться.

К сожалению, несмотря на то, что вы стараетесь проводить в обществе друг друга как можно больше времени, отдавая друг другу свои свободные минуты без каких-либо сомнений и колебаний, иногда вы вынуждены вспоминать, что каждый из вас — отдельная личность, живущая своей собственной жизнью. Вот так пару дней назад ты остаешься в одиночестве, пока Пьетро уезжает куда-то по делам. Он не сообщает тебе, что именно у него за дела, намекая, что это не его секрет, и обещает рассказать, как прошла его поездка по прибытии назад. Ты не сомневаешься в искренности его слов и, несмотря на то, что где-то глубоко внутри ощущаешь противные иголочки ревности, отпускаешь его, не зная, впрочем, что скоро тебе снова понадобится его безграничная поддержка.

Ты всегда сходишься в людьми довольно тяжело, может быть, в силу своей закрытости или же вспыльчивости, так любящей выплескиваться наружу в самый неподходящий момент. Впрочем, возможно, эти два минуса не дают плюс, но уходят в еще больший минус и в два раза уменьшают твою и так не особо развитую коммуникабельность.  Порой ты и сама удивляешься, почему вокруг тебя все же кто-то есть, но, знаешь, время делает с тобой чудесные вещи, и с его течением ты выбираешься из своего стеклянного купола зажатости и недоверия и превращаешься если и не самого легкого в общении человека, то как минимум человека в общении приятного. Жаль, не всем удается познать эту сторону твоей натуры. Гораздо легче судить по первому впечатлению и вешать ярлыки, не вникая в суть вещей. Да, конечно, так поступают не все, но почему-то слишком многие. А ты пытаешься не реагировать, памятую о том, что и сама бываешь остра на язык и скора на колкость, но у тебя выходит это из рук вон плохо. И ты снова срываешься, злишься и вообще превращаешься в маленькое агрессивное существо, что, опять же, не прибавляет очков в твою пользу.

К настоящему моменту твое пребывание в Братстве насчитывает уже несколько недель, но тебе удается познакомиться и поболтать по душам, — хотя кого я обманываю, ты вряд ли способна на подобное общение в первые дни знакомства, — далеко не со всеми. Зато, - кто знает, можно ли это считать твоим личным достижением или даже рекордом? — успеваешь вступить в яростную перепалку с одной из девушек, чьи имя, к слову сказать, ты не запоминаешь. Нет, вы не вцепляетесь друг другу в волосы и даже почти ничего не разносите. Если, конечно, не считать той вазы, что ты в пике своей злости запускаешь в голову своей соперницы. Мажешь, а она, пережив это нападение, ретируется с места происшествия, не забывая назвать тебя сумасшедшей истеричкой. К слову сказать, наверное, в ее словах есть своя доля правды, впрочем, ты не спешишь этого признавать. Тем более вслух. Злобно зыркаешь ей вслед, — ох, если бы она вовремя не скрылась, ты могла бы и поджечь ей что-нибудь ненароком, — и, не в силах успокоиться, начинаешь нервно передвигаться из стороны в сторону. Задеваешь ногой угол журнального столика, вскрикиваешь от неожиданности и резко и быстро вылетаешь на улицу в надежде, что прохладный ветер за окном сможет привести тебя в чувства. Какая бессмысленная надежда.

Перебирая в голове все слова и фразы, что вы сказали друг другу, ты чувствуешь, что снова начинаешь закипать. Да как она вообще посмела?! Ладони непроизвольно начинают сжиматься в кулаки, а ногти впиваются в кожу, образуя полукруглые доказательства твоей злости. Она бьется внутри болезненным сгустком, пульсирует и просится наружу. Волна за волной. К голове приливает кровь, тело наполняется теплом, костяшки пальцев белеют. Лучи, раскидывающиеся в стороны от сердца сгустка, прорываются сквозь шаткие внутренние преграды и проникают в каждую клеточку твоего тела, покалывая и ноя. Ты ощущаешь, что мысли начинают путаться, затменные яростными волнами, с тошнотой напополам накатывающими к горлу, и уже слышишь в ушах звон стекла и треск пламени. Нет, оно не должно быть так! Земля под ногами внезапно начинает дрожать и твой слух вдруг улавливает то, что, кажется, еще несколько секунд назад звучало лишь у тебя в мозгу. Пожалуйста, нет... Стекла вылетают слишком стремительно и в образовавшиеся отверстия, захваченные ветром, вырываются наружу ярко пылающие занавески. Языки выплясывают причудливые танцы, а где-то, в одной из комнат, рушится карниз да, кажется, обваливается потолок.

— Твою мать, — все, что вырывается у тебя в тот момент, когда ты замечаешь, что происходит. Большего ты вымолвить не в силах, то ли от того, что у тебя, опустошенной и, их в принципе не осталось, то ли потому, что сказать больше и нечего. Да, в твоей жизни уже случался подобный прецедент, — лучше его не вспоминать, — после которого ты собственно и оказалась в Братстве и тебе, кажется, нужно было бы уже привыкнуть. Но почему-то не получается. Каждый раз, при виде того, что может сотворить твоя магия, все твое существо наполняется ужасом. Настолько животным, что появляется желание бежать, бежать-бежать-бежать без оглядки и на самый край земли, что, кажется, самым безопасным. Ох, если бы оно было так. Где-то на периферии сознания противный голосок подсказывает, что это бесполезно, спасения не будет и там, как бы прискорбно это ни звучало. Это твоя сила - твоя суть, и тут уже ничего не попишешь. От самой себя сбежать невозможно.

Постоянные посещения Сириусом поместья Поттеров уже давно стало своеобразной традицией, и Джеймса, — как и его родителей, испытывающих к юному Блэку почти отеческую привязанность, — это, конечно, радовало. В течение последних нескольких лет обучения в Хогвартсе юноши находились вместе большую часть своего времени и успели очень прикипеть к постоянному обществу друг друга. Легкому, вечно полному всевозможных шалостей (безобидных и не очень) и необремененному какими-либо сложностями и проблемами. Их общение сложилось с самого начала первого курса и до настоящего момента гриффиндорцы вряд ли могли похвастаться хотя бы одной действительно серьезной ссорой. Нет, конечно, случилась драки и потасовки, но то было чистое ребячество, о котором спустя каких-нибудь полчаса уже со спокойной душой забывали и шли запивать чем-нибудь вроде сливочного пива.

Проблемы начались весной четвертого курса, когда Джеймс имел неосторожность ляпнуть что-то похожее на слова симпатии в адрес Лили Эванс. Фраза, — сейчас Поттер ни за что не вспомнил бы ее, — была сказана вскользь, но Сириус вдруг зацепился за нее и с удовольствием прошелся по Джеймсу парой колких словечек. Впрочем, не сказать, чтобы они задели его друга, он вообще предпочитал не зацикливаться на подобных мелочах, отшутился и забыл, оставив серьезные разборки до грядущих времен. Вот только на этом Блэк не успокоился, и в течение следующих пары месяцев продолжал то и дело подначивать Джеймса, хотя тот откровенно не понимал, чем же его другу так не угодила Эванс. Рыжеволосая красавица, умница, общительная, веселая, бойкая гриффиндорка... Да, конечно, водилась с этим слизеринским ничтожеством с грязными волосами, висящими как патлы, но Джеймс не сомневался, что однажды она переключит свое внимание с Северуса на него, звезду Гриффиндорской сборной по квиддичу и просто души любой компании. Но она как назло все время отвечала отказами на любые предложения о свидании и продолжала проводить время в обществе Снейпа. Джеймс злился, Сириус злился вместе с ним, или на него, кто тут разберет, а их отношения тем временем трещали по швам. Казалось, спасал положение только Римус, то и дело умело сглаживающий все острые углы.

Вот только сейчас в поместье Поттеров его не было, и Джеймсу приходилось в одиночестве мириться с неожиданной мрачностью друга. Застать его в плохом расположении духа, конечно, было возможно, но случалось это настолько редко, что Джеймс просто-напросто терялся, что делать в таких ситуациях. Разве что предложить очередное сумасшедшее приключение на их неугомонные пятые точки, которые так и жаждали всевозможных опасностей и то и дело оказывались в кабинет МакГонагалл, которая, поджав губы снова вычитала из суммы своего факультета драгоценные баллы. Вот только сейчас рядом не было и ее, а родители и так позволяли своему единственному сыну многие шалости. А он, несмотря на вседозволенность, не был обделен мозгами и никогда не позволял себе ничего уж слишком неприемлемого.

«Надо его как-то расшевелить», — подумал Джеймс, вот только сделать ничего не успел. Сириус, сидящий на подоконнике и на несколько мгновений словно выпавший из разговора, вдруг снова открыл рот и даже почти искренне улыбнулся — Поттер на мгновение недоверчиво прищурил свои близорукие глаза, словно пытаясь понять, верить ли во внезапно сменившееся выражение лица друга.

— Отличная идея! — все же улыбнулся он; в первое мгновение, когда друг упомянул о своих неудачах, Поттер и сам подумал о таком варианте. В конце концов, не надо ложной скромности, он и правда был хорош в полетах, и считал, что без проблем может подтянуть в этом деле и Блэка. — Тебе надо было раньше сказать, что у тебя проблемы. Пойдем, у меня внизу есть парочка запасных метел. Если, конечно, ты не боишься, испортить свое милое личико, твои поклонницы этого не переживут, — с усмешкой добавил Джеймс напоследок, уже спускаясь по лестнице на первый этаж.

_____________

Метла Нимбус-1501 идеально подходила для полетов в целом и для квиддича в частности — быстрая, маневренная, лучшая модель последних пары лет, Джеймс, которому родители подарили ее на прошедший День Рождения, не мог на нее нарадоваться. Тем более, что ребята из команды (да и другие студенты Хогвартса), часть которых, увы, не могла позволить себе покупать подобные изыски, едва не облизывались на нее. Вот только его друг Сириус не вписывался в общую концепцию и испытывал к этой метлам определенную антипатию. При ближайшем рассмотрении вызванную прежде всего тем фактом, что полеты на ней ему не удавались от слова совсем.

Когда он, как и ожидалось, все-таки не удержался на метле и полетел вниз, где, наверняка, пересчитал носом, затылком и костями каждый завалявшийся в густой траве камешек, Джеймс негромко рассмеялся. Сириусу предстояло еще многому научиться, даже, если после падения у него совсем не осталось для этого желания. Впрочем, зная друга, Поттер был уверен, что тот не откажется от новых попыток подняться в воздух. Азарт, который в свое время привел в квиддич и самого Джеймса, должен был взыграть и в Сириусе.

— Давай руку, — Поттер, державшийся на метле так, будто она была продолжением его собственного тела, спустился к земле и завис прямо над другом, так, чтобы тот мог дотянуться до него. — Не думал, что ты настолько безнадежен. — С этими словами Джеймс, державший в свободной руке Квоффл, перебросил его Сириусу и указал на импровизированные ворота, вместо которых выступало неширокое расстояние между двумя высокими деревьями. — Я все еще веду: тридцать - ноль.