«Малышка Крофт.» Его дорогая сердцу (возможно ли?) малышка Крофт в его глазах как и весь мир: находится на грани между черным и белым, потому что это не столько из-за глазного импланта, который может и отображал мир в монохроме, сколько, возможно, из-за собственных размышлений и смятений. Ему не нужно было находиться одновременно и далеко, и рядом с этой женщиной: ее имя все равно для Орка вызывало на устах и пренебрежительную ухмылку, и жалость по отношению к тому, кто попался в ее сети. Его дорогая сердцу малышка Крофт, что сейчас снова выполняет высший пилотаж, и отчего грек, удобно устроившись на одном из возвышений с яблоком в правой рук, позволил себе хохотнуть, откусывая и чувствуя это сладко-горький сок на своих устах. Таковой была и их встреча – сладко-горькой, и это кажется сентиментальщиной. Чертовой сентиментальщиной, застрявшей как кусок мусаки в горле! Хоть выплюнь, хоть проглоти – нет, все равно чувствуешь все это горькое дерьмовое послевкусие! Скривив недовольно губы и зашипев при виде Мьёльнира, размозжившего череп одной из трёх голов несчастной псины, Аид даже отвернул голову и закрыл на мгновение глаза, поморщившись так, словно бы эта игрушка ему не понравилась. Его дорогая сердцу малышка Крофт, черт подери ее, будто бы неудовлетворена представлением, когда Владыка снова возвращается к созерцанию драки. Может быть, в ее жизни не было месту развлечению и потрахушкам? Исподлобья наблюдая за творившимся на фоне всего этого хаоса, древнегреческий бог с тоской во взгляде и даже отчасти навалившейся скукотой подпер левой рукой голову, продолжая грызть яблоко с крайним неудовольствием. Ему даже на мгновение в голову приходит мысль, что его дорогая сердцу малышка Крофт стала какой-то мягкой, а ведь она была на пределе. - Так-так-так, малышку Крофт, судя по всему, драли не так жестоко, - пробормотал грек, поднимаясь и выкидывая огрызки яблока в Эйтр. Грек частично разочарован: некоторая сутулость, возникшая при его движениях – яркое тому подтверждение. Его дорогая сердцу малышка Крофт, по нескромному мнению Плутона, обмякла и стала медлительной, хотя кто мог предполагать, что в этой английской стервозе несколько лет назад был… Или же он ошибался? Подозрительно прищурившись, Аид наблюдал за поведением молота, и от него не ускользнуло (как и от нее, судя по всему, потому что оппонента Крофт так и не посмела убить) то, как Мьёльнир нехотя снова подался в ее руку. Вздохнув и разведя в стороны руки, закинув голову, старший сын Кроноса позволил себе рассмеяться, потому что его дорогая сисястая графиня  Эддингтонская была не столь ангельского поведения, ведь желание убить противника от нее исходило чуть ли не прямым текстом. Появившись за спиной расхитительницы гробниц на расстоянии вытянутой руки, он наклонил голову набок, с интересом наблюдая за мимикой и за эмоциями Лары, что так сейчас играли на ее лице всеми красками радуги. Плевать, что Авалон рушится – Орк всегда мог вытащить любого, стоит ему только щелкнуть пальцами. «Стоит только щелкнуть пальцами.» Конечно, стоит только Аиду щелкнуть пальцами – и они смогут умотать из Авалона куда глаза глядят. Но сейчас греку было интересно абсолютно другое: он видел другую Крофт. Крофт, что способна стереть с лица земли даже двух его долбоебов-братцев, сейчас, наверное, отмечавших свою маленькую победу в связи с временной кончиной их старшенького. Этот молот, что она так ублажала своими ручками – да черт возьми, пусть это дилдо с камнем на конце останется у нее, а Владыке сейчас нужно было совсем другое. Плутон аккуратно обошел со стороны, рассматривая женщин. По мановению его руки Цербер испарился, словно бы и не было этой безмозглой псины, что готова по любому приказу своего хозяина разорвать на части любого, кто посмел бы потревожить покой. По щелчку пальцев мужчина подносит объявившуюся в левой руке сигариллу. Нет ничего прекрасней чем наблюдать за двумя представительницами прекрасного пола, набивавшими друг другу морду, Владыка, представлявшийся у греков весьма жестоким и мрачным, хихикнул удовлетворенно. - Крофт, Крофт, Крофт, моя дорогая Крофт, - произнес Плутон, скрестив руки на груди, - притормози коней. На твоем бы месте я предпочел бы… с ней немного порезвиться. Счастливый конец, все трахаются, все счастливы, но до конца еще ползти, не так ли? Что ты думаешь насчет нашего воссоединения, м? Ему нужна была не только Крофт. Его дорогая сердцу англичанка могла то, что вряд ли бы мог себе позволить Владыка, потому что каждый раз видит он седовласого одноглазого старца, на плечах которого сидят вороны, а весь лик его говорил о тяжести, что взвалил себе он добровольно. И стоит только столкнуться с ним взглядами, как невольно чувствует Аид мурашки на своей спине, и даже вспоминая Одина он невольно поморщился и поежился, а чувство первобытного страха, поначалу забытое богом, снова медленно и верно возвращалось на место. - Крофт, детка, - снова раздается с уст Владыки, а голос его хоть и тверд, но нотки страха можно было уловить, прислушавшись к нему, - тебе сегодня придется ужинать не здесь.

Иногда проклятые вещи чертовски лучше, нежели светлые по своей природе. Даже после смерти они остаются со своим хозяином и по ту сторону жизни, а хозяину только и остается, как развести в стороны руками и попытаться начать то же самое, что и делал всегда в мире Простаков, правда когда Кай очутился в Лимбо-Сити, первое впечатление от города были ужасающими с приятной точки зрения. Представьте: вы приезжаете в город, где люди вроде бы не совершали за свою жизнь ничего плохого, ничего такого, что могло бы пугать, но в то же время мимо вас внезапно может пронестись монстр или же город будет представляться с иной точки зрения, нежели на самом деле, и единственной преградой между настоящим кошмаром и безысходностью будут очки - как вы тогда поступите? Попытаетесь вырезать себе снова глаза или предпочтете закрыться в мотеле на окраинах этого паршивого и пропахшего гнилью места? Вроде бы перед слепцом был очевидный выход из ситуации, такой типичный для него и такой ужасный для других, но сидя в номере мотеля в кресле, пропахшим сигаретами и пылью, молодой человек вертел в руках выданный владельцем гостиницы перочинный нож, и иногда в поле зрения попадалась надпись: «made in Limbo-City».
Лимбо-Сити. Город Лимбо. Да какая теперь разница какое значение несло в себе имя этого города?! А еще Кай жалел о том, что не было возможности связаться с внешним миром - передать хотя бы тем, с кем он был более-менее близко знаком, что он цел и невредим, несмотря на то, что находился во власти мистера Дарка, правда, как время оценивалось здесь и там - воистину являлось сложной задачей, потому что здесь сказочный проснулся в лавочке на парке, при этом абсолютно не понимая, как оказался здесь и сейчас. Когда-нибудь для него все это сложится в предельно понятную картину, воспринимаемую им самим как рациональное поведение в нетипичной ситуации. Что же служило «нетипичной ситуации»? Ну, если складывать то, что благодаря осколку Кай видел не только город, но и «начинку» - все складывалось в абсурдность и нелепость, нежели в правдоподобность момента.
Последующие десять дней молодой человек пытался безуспешно понять, что же происходило в этом обычном до тошноты Лимбо-Сити, что так мило показывал ему и всю изнанку города, и сказочный чуть ли не пропалился перед какими-то двумя монстрами, напоминающими фарфоровые куклы-переростки с торчавшими конечностями и мечами наперевес. Естественно, хоть и реакция Кая была весьма адекватной (обычно слепой тут же уходил в первый попавшийся переулок и потом уже оказывался посреди густой толпы, своим потоком пытавшейся унести его по течению, только вот поначалу плохо соображавший сползал по стеночке, пытаясь все-таки внушить себе, что это не он сходил с ума, это был осколок проклятого зеркала), единственное, что никак не мог понять сказание - так это поведение людей. Интересно, замечали ли они творившийся вокруг хаос? Хотя дай хоть им намек - Простаки тогда бы: а) посчитали бы Кая сумасшедшим, а простите, ему хватило всех тех проклятий и ругательств, когда он еще в старые добрые времена по просьбе Бозли проверял сказаний, в панике убегавших из Родных Земель, и б) не обратили бы никакого внимания и послали бы куда подальше. Единственным разумным выходом, казавшимся наиболее благоприятным для молодого человека - стать частью нового пристанища, о котором следовало бы узнать более-менее подробно, да и желательно из первых рук.
Еще месяц-два ушло у него на подробное изучение материалов касаемо истории Лимбо-Сити, а также скитаний по окрестностям после работы, так или иначе позволившей Каю спокойно оплачивать номер в мотеле, да и еще оставалось довольно-таки прилично.
Кто мог предположить, что кроме сказочного Лимбо открывал свои двери еще и для какого-то странного экземпляра в красном (для которого более подходило понятие «подонок», но лучше уж иногда притвориться молчаливой интеллигентной сволочью), прошедшего мимо Кая, на что последний было хотел остановить парня, но понимая, что абсолютно не имел понятия каким образом, решил последовать за застрявшим по другую сторону города чисто любопытства ради. Кстати, имя попаданца сказание усвоил тот же, стоило было ему взглянуть на стену торгового цента, и молодой человек позволил себе ухмыльнуться, вспоминая, что точно также звали автора одной «Божественной комедии», чьим проводником, кстати говоря, являлся древнегреческий поэт Вергилий.
- Древней меня лишь вечные созданья, и с вечностью пребуду наравне. - Внимательно наблюдая за действиями юноши, приспустив свои очки, скрывавшие от лишних любопытных взглядов его собственные глаза, Кай следовал за Данте, ловко лавируя огромные массы людей, и вскоре оказался на том же самом перекрестке, что и тот, кого он преследовал. Странность за странностью, поначалу сказание предпочел бы все списать на галлюцинацию, но слишком уж правдоподобным казалось сие действо. - Входящие, оставьте упованья.
Осматриваясь по сторонам в поисках временного убежища, на глаза Каю попался небольшой переулок, поэтому единственный вопрос, казавшийся насущным и проблематичным, решился почти что сам.
Сказочные существовали для людей в сказках, посредством их веры они могли жить среди Простаков, но в то же время гораздо дольше, нежели сами верившие в них. Так что, почему бы не поверить в происходившее, но при этом оказаться и в этом, и в том Лимбо-Сити? Закрыв на мгновение глаза и сделав вдох-выдох, Кай в мгновение ока оказался на перекрестке рядом с нефилимом. Оглядываясь на орду подоспевавших демонов, а затем, переводя взгляд на парня, сказание попытался одернуть Данте за рукав, пока не обратил на себя (скорее всего на иллюзию себя) и пригласил последовать за ним.
Обнаружить в переулке вход в подвал, который вел непонятно куда  - казалось на данный момент ничем иным как большой удачей, ведь в придачу хозяин забыл закрыть дверь.
- Думаю, нам стоит поторопиться, - пробормотал сказочный, мысленно отфейспалмив насчет и так очевидного факта.
Совершенно не так представлялась жизнь по другую сторону жизни - как ни крути, это было очередным побегом от реальности. Да, Кай когда-то служил своей госпоже, когда Родные Земли оказались под властью Империи: вряд ли он будет сожалеть о содеянном, уж за века сказание свыкся с его ролью в обществе Фэйблтауна, поэтому и отдалился в конце концов, лишь изредка приезжая в Вудлэндс по приглашению шерифа. Сейчас же «слепой», откровенно говоря, лез на рожон, ничуть не скромничая, хотя при этом пытался сохранять спокойствие. А между тем подвал почему-то приглашал идти дальше, правда, обернувшись и взглянув на Данте, на всякий удостоверившись, что здесь кроме них никого не было, Кай позволил себе рассмеяться, произнеся:
- Данте, а Данте, а где твой Вергилий?
При всей напряженности ситуации этот вопрос так ужасно просился наружу, что молодой человек ничуть не пожалел о содеянном, хоть и понимал, что со стороны нового знакомого может прилететь в ответ не только недоуменный косой взгляд. Пожав плечами и виновато улыбнувшись, Кай теперь-таки мог с интересом и любопытством рассмотреть представшего перед ним во всей красе, правда, положа в первую очередь очки в нагрудный карман синего плаща.
- Я не так представлял себе жизнь после смерти. Ну, совершенно не так, да и еще с такими ситуациями.
Как ни крути, а сказочный был отчасти прав: надеясь оказаться в совершенно ином мире, где был бы дан покой и уют, где наконец-таки он избавился бы от проклятого куска стекла, преподнесшим ему новые сюрпризы, но нет же! Судьба рассудила совершенно иначе, и теперь Кай снова огребал по неведомой программе передач: поначалу из Родных Земель в мир Простаков, сейчас же - из мира Простаков в неведомый Лимбо-Сити. Похоже, покой вряд ли приснится когда-нибудь сказанию, хотя может он никогда не стремился или понимал под этим что-то абсолютно другое, и поэтому его забросило сюда? Как же хотелось чертовски разобраться и понять, почему ожидал другой конец, а не вполне себе такой предсказуемый.
Хотя Кай не был героем: это было понятно даже дураку в Вудлэндс, ведь среди сказаний пользовался популярностью и уважением Пастушок. Ему слепой никогда не завидовал и не стремился сместить с пьедестала, понимая, что прощения не будет тому, кто в курсе совершенного зла, хоть и было направлено это в нужное русло (ради обеспечения безопасности Фэйблтауна шериф и Снежка были готовы иногда даже преступить моральные рамки закона, за это в придачу Кай и уважал их). Растерянно улыбнувшись, сказочный хлопнул себя по лбу, понимая, что забыл представиться.
- Какое неприятное недоразумение. Меня зовут Кай, и да, пожалуй, нам следует идти вглубь.

Он не мог терпеть ожиданий, ему всегда нужны были крайние сроки, потому что если дело пойдет совсем не так, как ожидалось, то терпение А.Р. когда-нибудь заканчивалось, правда, не смея срываться и оставаясь спокойным снаружи, внутри он испытывал совершенно привычные каждому человеку эмоции, будь оно неладно. Прекрасно понимая, что Доктор будет вертеться вокруг и около с выражением беспокойства и крайней тревоги на лице в случае, если рана снова откроется. Да, Арнольд прекрасно был предупрежден о том, что резких и внезапных движений в его случае совершать было абсолютно нельзя, хотя нужно ли было предупреждать?
Ротштейн даже ничуть не сопротивляется действиям таймлорда, позволяя тому проявить свою заботу, которую, судя по всему, новый знакомый бутлегера проявлял к каждому существу, и сколько же нужно было терпения? С одной стороны, когда на плечах лежит такая ответственность, то надо опекать ближнего своего словно бабушка, опекающая своего внучка и оберегающая вечно от каких-то внешних факторов, а с другой стороны – они оба слишком заинтересованы в друг друге. А.Р. пытался докопаться до причин появления не только себя, но и этой персоны, появившейся из будки. Из самой обычной телефонной будки. Вроде бы оправдание находилось: мужчина появился также из непонятного конфликта временных пространств, но все до сих пор кажется не более чем фантастическим сном, поэтому американец пытается отогнать лишние мысли прочь и кивнул в ответ галлифрейцу со словами:
- Еще более чем понимаю, Доктор. Ведь…
Такое ощущение, что этому молодому человеку дали слишком большую дозу героина, и до сих пор от нее не мог прийти в себя, потому что на месте не стоял и уже вырвался наружу, за пределы палаты, а Арни стоял и с минуту смотрел на то место, где мгновение назад стоял Доктор. Этот странный предмет, который мужчина заметил в руках знакомца, когда очнулся после операции, издавал звуки наподобие жужжания. Может, это было радиолокационное устройство или ему одолжили военные? Отгоняя от себя подальше всякий бред и считая его до сих пор последствием препаратов, которыми Арни так мило «кормили» во время процесса реабилитации, он решил идти просто вслед за молодым человеком.
Ротштейн предпочел молчать и просто действовать как сторонний наблюдатель, потому что в данный момент вообще не понимал, что тут творилось, а судя по машине, которая ожидала не только их двоих, но и еще двух людей с защитными костюмами, еврей американского происхождения спешит сделать вывод, что их ждало ну очень «удивительные» приключения за пределы лагеря, и отчего-то надежда, теплившаяся в душе, начинала таять с каждым последующим шагом, да и шестое чувство подсказывало об ожидающейся впереди буре, которую подтверждала необычайная тишина в лагере. Самому А.Р. почему-то время от времени отчаянно хотелось вернуть и пулю в живот, и Нью-Йорк, правда, тут уже не повернуть назад, а попытки навязать себе, что это было не более чем сном, были тщетны, поэтому оставался лишь один-единственный путь: смириться.
Ему бы не сказали сейчас ни Мейер, ни Лучано, ни Кэролайн об его изменениях как внешних, так и внутренних, а сам бы мистер Ротштейн прекрасно бы начал анализировать свою нынешнюю ситуацию, и возможно бы, превзошел себя самого на один шаг. Только не сейчас, когда вместе с неожиданным выстрелом и встречей приходило и ощущение, что его время уже никогда не вернется к нему обратно. Черт возьми, даже смеяться как-то не получалось.
Весь путь Арнольд предпочел отмалчиваться и осматриваться время от времени вокруг. Безжизненная пустыня полна безысходности, в которой самый рациональный путь – существовать, повторяя одни и те же цикличные действия каждый день в этом небольшом пространстве, который люди считали безопасным местом, но стоило отъехать на километр-два – и вот уже очертания тварей, сновавших неподалеку, оставляли весьма поганое впечатление на душе у мужчины, потому что тот поступок Доктор ему как не кстати напомнил издалека, этаким намеком, на что Ротштейн всего лишь лениво отмахнулся, правда, от его взгляда также не убегает момент, что чем дальше отъезжали от лагеря, тем больше видел он смутные очертания лже-людей, понимая о дальнейшем развитии…
Событий. Странно, события приобретали самый неожиданный поворот, потому что место, возле которого машина остановилась, представляло из себя очередное полуразрушенное воспоминание в виде здания, заброшенной придорожной гостиницы, правда, чем дальше продвигались уже пешком Доктор, А.Р. и двое их спутников, тем становилось для двух из этой четверки страшнее, и Ротштейн прекрасно это замечал, судя по едва дрожащим рукам. Бутлегер, дотронувшись до таймлорда, произнес:
- Доктор, я полагаю, что мы зашли в пасть ко льву на добровольных основаниях.
И черт возьми, как Арнольд оказался абсолютно прав, потому что стоило им только подойти к концу коридора, где как, говорится, в конце туннеля брезжил свет, так твари, появившиеся словно из ниоткуда, навлекли на двоих спутников такой ужас, что дали невольно питаться своими воспоминаниями, и Ротштейн наблюдал, как твари меняли свои очертания слишком быстро. О, эти мгновения, эти выражения лиц, это…
- Доктор, будь так добр, не смей оборачиваться, потому что за твоей спиной и перед моими глазами очень много тварей, уже отобедавшими нашими драгоценными спутниками, а иного выхода как бежать вперед я не вижу.
Да иного и не оставалось, правда, двое – таймлорд и его коллега по несчастью – остановились на краю бездны, со дна которой можно было различить приятное глазу голубоватое свечение. Посмотрев по сторонам, Арни делает неутешительный вывод: так или иначе им придется прыгать, а полчища тварей за ними полакомятся прекрасным десертом, поэтому А.Р. легко и непринужденно подтолкнул таймлорда вперед, вскоре сгинув в эту «пропасть» вслед за Доктором.
Знаете, что такое воспоминания? Иногда они бывают неприятны для людей, потому что содержат моменты жизни весьма непритязательные, а порой такие жестокие, что многие по ночам, уткнувшись в подушку, беззвучно плачут а ведь выпадают моменты, когда воспоминания… Меняются.
Где он, что он тут делает? Арнольд открывает глаза, уставившись наверх, правда, вокруг все отдавало белизной с голубоватым сиянием. Ему плохо; Ротштейн видит все свое и одновременно чье-то чужое. Он видит множество планет, лиц. Лица приходили и уходили, таяли в снова проявлявшихся воспоминаниях, а потом он видит тех, кого любил. Но не он, но почему-то ему становится тепло и приятно, а потом еще утраты и горечь переполняет Арнольда, хотя слез нет, нет рыданий и сожалений по поводу всего утраченного. И затем он видит дом. Как приятный о нем воспоминания. Хотя подождите, это… Не мой дом.
Из-за резкого поднятия на ноги А.Р. чуть ли снова не подкосило, а на губах он явно чувствует металлический привкус крови. Вытирая правой рукой нос, мужчина с некоторым удивлением замечает, что пока он был в отключке, пошло носовое кровотечение. А затем он переводит взгляд на Доктора, и к его ужасу понимает, что творится сейчас с галлифрейцем. Да, да, Арни уже знал, кто эта персона перед ним, как и эта персона уже знала, кто такой Арнольд Ротштейн. И теперь их ждет явный разговор по душам.